Йога Патанджали: Концентрация и медитация

Пранаяма рассматривается как наивысшая форма очищения. Следующая ступень — аштанга-йога — открывает доступ к трем «внутренним» стадиям, которые называются пратъяхарой, или «отступлением чувств», которые «Бхагавадгита» (II, 58) объясняет следующим образом: «Рассудок того, кто забирает чувства из предметов чувств, как черепаха втягивает свои конечности под панцирь, основательно укрепляется в мудрости». Таким образом, речь идет о концентрации разума в самом себе, в собственной субстанции, сопровождаемой отключением чувств от внешних предметов.

Конечно, они продолжают существовать (йога Патанджали «реалистична» и не верит в то, что мир является чистой иллюзией), но отделенный от них интеллект граничит с прямым созерцанием их сущности (таттвы) или, точнее, их «отражений» — словно в зеркале. Йог больше не «видит», больше не «слышит» и т. п. в обычном смысле этих слов, то есть он больше уже не идентифицирует себя ни с носителем чувственного опыта, ни с его содержанием. Вот почему со стороны он воспринимается бесчувственным, «мертвым», тогда как на самом деле он в высшей степени пребывает в сознании.

Далее наступают три последних этапа йоги; они, в сущности, не отделимы друг от друга, поскольку являются лишь последовательными уровнями одного достижения. Впрочем, их объединяет один термин — саньяма. Занятие саньямой с каким-либо объекте означает его осуществление в результате концентрации и медитации вплоть до достижения полного овладения ее сутью.

Концентрация в чистом виде — дхарана (от корня dhr—«держать сжатым») определяется как «фиксация ментальной деятельности на ограниченном месте» («Йога-сутра» III, 1). Вьяса в качестве примера приводит «область пупка, лотос сердца, свет в голове, кончик носа, кончик языка и другие подобные места тела или же внешние объекты» («Йога-брахмана» III, 1). Можно предположить, что для концентрации, которая, в сущности, является делом техники, неважно, выбран ли предмет или опора. Тем не менее на практике некоторые объекты оказываются более удачными, чем другие, поскольку обладают более высоким символическим значением или энергией.

Почти неизбежно случается, что внимание, поначалу на какое-то время зафиксировавшись на объекте, далее оказывается зыбким и удаляется от него. Активное созерцание, или медитация, как ее чаще всего называют (дхъяна), начинается только тогда, когда дхарана стабилизировалась и избавилась от любого колебания. Если сравнить концентрацию с падающими одна за другой каплями воды, то дхьяна будет похожа на равномерную струю растительного масла или меда, на «сплошной поток знания», — пишет Патанджали (III, 2), а Вьяса уточняет: «свободный от каких-либо извращений континуум ментального усилия для ассимиляции объекта медитации».

Разумеется, эта операция исключает любую форму спекуляций, анализа, внутреннего дискурса. Процесс медитации в понимании йоги — это не размышление, напротив, это выход за границу индивидуальной рациональной мысли, которая является лишь препятствием для глубокой интуиции. Но это молчание благотворно для разума, и более того — не следует путать это добровольное прекращение ментальной деятельности с мистическим состоянием «захвата», «вознесения на небо» или «экстаза» и уже тем более — «транса». Йог, восприимчивый, а не пассивный, сконцентрированный, но не напряженный, остается в первую очередь абсолютно бдительным и сохраняющим сознание хозяином ситуации.