Пуруша

Первородный человек, принесенный в жертву космический гигант, члены которого суть части мира, — таким предстает Пуруша в знаменитом гимне «Ригведы» (X, 90). В упаиишадах он идентифицируется с универсальным «я» (параматман, или брахман), одновременно имманентным и трансцендентным, а главное, невыразимым: без признаков и свойств. Эта апофатическая теология («Он не является этим, он не является тем») присутствует в формулировке санкхьи. Пуруша существует без желания, без привязанности, вне чувств, мысли, времени, пространства, причинности. Он невозмутим, автономен, изолирован (кевала), безразличен.

Особо настаивается на незыблемости духа, в отличие от динамизма природы. Непричастный к действию, он, тем не менее, ее видит, «как проходящий мимо аскет видит, как трудятся земледельцы» («Санкхья-карита» 19). Если же говорить о нем самом, то он — высшая причина, знаток (джнья, или джньята), он никогда не может стать объектом видения или мысли, будучи, как говорит о нем «Кена-упанишада» (I, 5—6), «тем, что нельзя увидеть, но тем, через что видятся образы», «тем, о чем мысль не может думать, но благодаря чему мысль думает».

Эта абсолютная необъективность духа — главная точка, представленная на рассмотрение, если мы хотим разобраться в глубинных аспектах санкхьи, а значит, йоги. Несомненно, человеческая психика, которая способна функционировать только двойственно, нуждается в словах, образах и поддержке (бог является высшей «поддержкой»), но это всего лишь «костыли», которые рано или поздно придется отбросить, если стремиться достичь истинного метафизического опыта, через который «"я" познается самим собой через самого себя».

Но тем не менее, в отличие от шанкаритской веданты и от йоги, развившейся под ее воздействием, санкхья придерживается того, что если существует единственная природа, то не существует арифметически единственного духа. Согласно ей, существует столько же пуруш, сколько воплощенных существ. Каждый пуруша — это монада, совершенно изолированная от прочих, хотя и идентичная по своей сути каждой из них.

Главный аргумент в пользу подобного плюрализма: если существует универсальная уникальная душа, первичная индивидуальная душа, которая могла бы освободиться от незнания, то она повлекла бы за собой освобождение всех остальных, и поэтому сегодня в универсуме нет больше ни существования, ни страдания, ни переселения. Можно было бы также добавить, что не было бы больше всеобщего универсума, поскольку он продолжается и «держится» лишь за счет метафизического незнания.


Природа и ее составляющие

Дух настолько же реален, насколько и вечен, но в отличие от него производительная и бессознательная природа называется мулапракрити {мула означает «корень»), сокращенно — пракрити, а также — прадхана («то, что предлагается до всего»). В ней самой не видно этой универсатьной субстанции, поскольку она не проявляется {авьякта). Мы чувствуем только ее результаты проявленный универсум (вьякта). Соотношение проявленного и непроявленного, одновременно различного и идентичного собрано в нечто подобное ткани и нитям, из которых она соткана: «Кто видит ткань, видит нити».

«Нить», «веревка» — это также прямой смысл слова гуна. Природа обладает тремя качествами, которые позволяют ей проявляться соответственно тремя различными способами. И они, хотя и различны в главном, взаимозависимы (как три жгута одной веревки или как пламя, растительное масло и фитиль одной лампы). До проявления, когда пракрити находилась в своей первородной недиффереицированности, три гуны пребывапи также в полном гомеостазе, нейтрализуя друг друга. Но в начале нового космического периода простая «близость» пуруши, действующего как катализатор, разрушает это равновесие и затрудняет проявление.

«Санкхья-карика» (21) использует аллегорию паралитика с зорким зрением, сидящего на плечах здорового физически, но слепого человека: дух без природы не может двигаться ни и каком направлении, а природа без духа не способна найти дорогу, и, таким образом, их объединение — условие развития универсума.

Если обратиться к геометрическому символизму, то саттва поднимается, тамас опускается, раджас распространяется горизонтально. Если обратиться к деятельности сознания, саттва его проявляет, тамас — ограничивает, раджас — стимулирует. Кроме того, можно говорить о сиянии, потемнении и окраске или же об уме, массе и движущей энергии. Как бы то ни было, это закон трех гун, и ни одна из них не обладает способностью к аннигиляции двух остальных. Они поочередно властвуют друг над другом, противостоят друг другу, поддерживают друг друга, компенсируют друг друга. «В корне», то есть начиная с царства растений и кончая царством животных, преобладает тамас, но саттва и раджас присутствуют также. «В середине», на уровне человека, его одолевает раджас — вот почему мы совершаем непрестанную деятельность, движимые нашими страстями. «На вершине», в мире богов, царит саттва, но это не абсолютная и не окончательная власть. Так, от верха проявления до низа — «от брахмы до пучка травы» («Санкхья-карита» 54) — мы наблюдаем постепенное ослабление саттвы и обратно пропорциональное этому усиление тамаса. В каждом человеке эти «три «цвета» (черный, красный и белый) смешиваются, создавая различные психологические тины. Что касается трудов йогина, они в основном заключаются в преодолении в первую очередь оцепенения (тамас) с помощью страстного динамизма (раджас) с последующим очищением, продвижением и переселением последнего в саттву (состояние чистого бытия, свет).