Йога в индуистском контексте

С древних времен Индия привлекала иностранцев не только своими специями, драгоценными камнями и редкими животными, но также — почти мифическим образом — своими мудрецами, аскетами, йогами. Спутники Александра Македонского называли этих странных людей гимнософистами, «голыми мудрецами» (будь то джайны, брахманы, даже буддистские монахи — хотя последнее маловероятно: они должны были носить одежду), способными пребывать на соли це с восхода до заката, стоять неподвижно на одной ноге и войти в огонь без колебаний и жалоб. Впрочем, интеллектуальные контакты между греками и индусами возникли еще до похода македонцев в бассейн Инда (326 год до н. э.), во времена, когда персидская империя Ахеменидов захватила эту часть Индии и эллинизированные территории Западной Азии. Согласно Апулею, римскому автору II века н. э., Пифагор после получения некоторых знании от египетских жрецов отправился в Индию к гимнософистам, которые дали ему «главное в его философии: дисциплину духа, упражнения для тела, представление о частях души и последовательных фазах жизни, страданиях и вознаграждении, право на которое сохраняется за богами-манами по заслугам каждого» — перечисление, в котором можно среди иного узнать технику йоги и учение о кармах.

В довольно убедительном рассказе сообщается, что мудрый индиец посетил Сократа в Афинах. Физиология «Тнмeя» Платона, необычная для эллинистической традиции, проясняется, когда к ней подходят с дыхательной и гуморальной теорией, свойственной Аюрведе и хатха-йоге. С развитием морской торговли в Индийском океане в начале христианской эры ширится обмен между Индией (главным образом южной) и Римской империей. Для поэтов Древнего Рима крайняя граница Востока проходила по Гангу, у Скифского океана, Индия, которую, впрочем, часто путали с Эфиопией, символизировала «край света». Но как бы то ни было, индуистские и буддистские влияния проникли в неоплатонистские круги Александрии. Некоторые более или менее ортодоксальные христианские авторы (Клемент Александрийский, Ориген, Базилид, святой Ипполит, Иероним Стридонский), похоже, также обладали достаточно точными знаниями о подобных доктринах.

Тем не менее, несмотря на эти попытки понимания, все. что касалось (да и сегодня касается) Индии, характеризуется в западном воображении скорее неясностью, чем очарованием. И если Марко Поло отмечал удивительное долголетие шугши (йогов), их запрет на насилие по отношению к животным, их воздержанность в пище, безразличие к роскоши (что, впрочем, не помешало ему назвать их дикими идолопоклонниками и даже колдунами), то подавляющее большинство европейских путешественников, побывавших там после него, уподобляли йогов факирам и рассказывали об их аскетически-чудесных подвигах в том же духе, балансируя между иронией и неприятием.

И лишь в конце XVIII и в начале XIX века были сделаны первые переводы некоторых священных текстов Индии, которые наконец открыли образованной публике, что йог — не просто жонглер, он обладает и философской позицией. Возникла другая крайность — их стали чуть ли не идеализировать. Романтическая сентиментальность, а также потребность в интеллектуальном комфорте приобретают тенденцию к сведению «индусской мудрости» (впрочем, она скорее идентифицируется с ведантой) к темной смеси спиритуализма и пантеизма при игнорировании любых чрезмерно конкретных физиологических и энергетических основ аскезы йогов. Какими бы ни были заслуги ученых-индологов, они не обладали практически никакими знаниями об изучаемых ими дисциплинах и не осознавали, что их исследованиям не хватает научной объективности.

В любом случае, эти эрудиты поддались очарованию тайны, увлеклись поверхностным эзотеризмом, влияние которого ощущалось во второй половине XIX века, да и до сего дня нельзя сказать, что это увлечение полностью себя исчерпало. Теософисты, оккультисты, любители синкретизма и таинственной экзотики, салопные ориенталисты с жадностью набросились на все, что шло из Индии, с Тибета, из Китая, чтобы смешать это с массой чужеродных концепций, взятых либо из более или менее деформированных западных традиций, либо из явно современных течений, отмеченных печатью сциентизма, эволюционизма, гуманитаризма и прочих модных «-измов».

А как обстоят дела в наше время? Слово «йога» широко известно, оно звучит ежедневно и повсюду, порой оно употребляется неправильно (как и другие санскритские слова, например «карма», «нирвана», «чакра», «гуру»). Многие фундаментальные тексты, относящиеся к йоге, переведены, и любой может с ними ознакомиться. Существует масса учебников, отличающихся вульгарным изложением. Газетные статьи расхваливают положительные достижения йоги или, напротив, предупреждают нас о ее опасности, путая ее с некоторыми странными мистическими религиозными обрядами, которые незаконно присвоили се имя и практикуются различными сектами.

Существуют «преподаватели» йоги, «федерации» йоги, «школы», «академии» йоги, которые выдают дипломы, проводят «стажировки» и «семинары» по йоге на все вкусы. Йогу комбинируют с танцами, диетой, психотерапией, спортом, боевыми искусствами, массажами и так далее. Ее также любят дробить на части, представлять как своего рода продукт, доступный каждому вне зависимости от состояния здоровья, пропагандируют ее возможности по концентрации и даже ее значение или отсутствие такового для духовных изысканий. Йога для детей, йога для беременных, йога для третьего возраста, для страдающих депрессией, для переутомившихся трудоголиков, для тех, кому не хватает времени...

Самое огорчительное в этой моде (в которой, конечно же, нет ничего хорошего) — характерная для нее урезанность. С одной стороны, вся йога, кажется, сводится к единственной из ее многочисленных форм — хатха-йоге, а с другой — ее своеобразным образом сокращают: берут из нее только ряд «поз», добавляют к ним несколько «дыхательных упражнении» и во главе всего ставят «релаксацию». Не слишком ли часто сегодня йога, издревле находящаяся в поисках Освобождения, пути, который призван был привести человека к раскрытию всех его потенциальных возможностей, а затем — к преодолению его «человеческой природы», сводится к простому, снимающему тревожное состояние набору упражнений, к совокупности «антистрессовых» рекомендаций или к способу, как говорится, «почувствовать себя хорошо в собственной шкуре»? Такая же тенденция к упрощению и гедонизму еще больше проявляется в отношении к разновидности йоги, которая стала известна на Западе позднее всех прочих, - к тантрической йоге, в которой выделяются некоторые соблазнительные и поверхностные элементы без их привязки как к глобальному видению мира, так и к необходимости менять себя.